
Действующее лицо №1: Вышнеградский
Министр финансов Российской империи Иван Алексеевич Вышнеградский любил лично производить сложные математические расчеты. В принципе, эту работу должны были делать его подчиненные, однако по специальности Вышнеградский был математиком, причем не просто математиком, а человеком, оставившим заметный след в академической науке.
Правда, в отличие от большинства ученых, которые в обыденной жизни являются людьми весьма непрактичными, Иван Алексеевич умел применить абстрактные теоретические знания на практике. Эксперт многих фирм и член правлений нескольких банков, он получал высокие оклады и, перешагнув 55-летний рубеж, имел состояние, оценивавшееся более чем в миллион рублей золотом.
Скорее всего, именно сочетание учености и деловой хватки и привлекло внимание императора Александра III, который назначил Вышнеградского министром финансов. За пять лет, которые Иван Алексеевич занимал эту должность, его капитал увеличился еще как минимум вдвое. И хотя в обществе любили посудачить о том, что министр использует служебное положение для личного обогащения, за руку главного казначея страны не ловили, все ограничивалось слухами. Другое дело, что некоторые финансовые операции Вышнеградского действительно имели некоторый налет двусмысленности.
Пятачок не пустячок
Одна из таких операций имела место в 1890 году, вскоре после того как хлебные нивы России разродились если не рекордным, то очень приличным урожаем. Идея ввести золотое обращение в это время только витала в воздухе, в реальной же жизни курс русской валюты был неустойчивым, и 1 рубль ассигнациями плавал в пределах между 65 и 75 копейками золотом. Здесь все зависело от экономической конъюнктуры, а поскольку она, в свою очередь, зависела от размеров хлебного экспорта, понятно, что благодаря хорошему урожаю рубль начал расти и наливаться соками.
Казалось бы, живи и радуйся, однако, произведя соответствующие расчеты, Иван Алексеевич испытал чувство глубокого неудовлетворения. В ближайшее время предстояло рассчитываться сразу по нескольким иностранным займам, а поскольку расчет производился в рублях, России из-за высокого курса собственной валюты предстояло понести значительные убытки. Выход, по мнению Вышнеградского, был один: валить рубль. Для этого следовало печатать больше ассигнаций и закупать на них золото, золото, золото.
Однако, чтобы произвести эмиссию, требовалось разрешение императора. Иван Алексеевич снова углубился в расчеты и выяснил, сколько «бумажек» надо напечатать, чтобы рубль ассигнациями стоил 62,5 копейки золотом. Именно этот курс министр финансов считал наиболее оптимальным — чтобы и по долгам рассчитаться с выгодой, и не подорвать доверие к русской валюте.
Расчеты, а также проект указа об эмиссии Вышнеградский представил Александру III. Тот с доводами в принципе согласился, однако императорская душа протестовала против того, чтобы валить родной рубль. И вот после некоторого размышления государь скорректировал размеры эмиссии в меньшую сторону: мол, приспустим рубль до 67,5 копейки, а дальше не стоит — слишком уж попахивает спекуляцией, да и вообще, чего доброго уважать перестанут.
Вышнеградский не решился спорить в открытую, хотя и досадовал на императорский вердикт. Ведь разница между цифрой, предложенной министром финансов, и цифрой, которую назвал Александр III, составляла 5 копеек, а это, если речь идет о большой игре на бирже, не так уж и мало. И тогда Иван Алексеевич решил добиться своего если не мытьем, так катаньем.
Министр финансов вполне справедливо рассудил, что если валить рубль будет не только родное государство, но и крупные валютные спекулянты, то тогда, возможно, и удастся выйти на цифру в 62,5 копейки. Но как Вышнеградский мог заставить спекулянтов танцевать под свою дудку? Ответ выглядел просто: требовалось окольными путями довести до них информацию о том, что российское правительство будет играть на понижение рубля. А там уж спекулянты сами догадаются, что делать.
Действующее лицо №2: Абаза
Александр Агеевич Абаза с юности отличался удивительным трезвомыслием. Умение на лету схватывать суть дела, а также представительная внешность позволили ему сделать успешную карьеру, и в 1890 году он занимал должность председателя Департамента экономии Государственного совета.
Трезвость мысли покидала Александра Агеевича лишь в тех случаях, когда он оказывался у рулетки или за карточным столом. Два-три месяца в году он проводил в казино Парижа и Монте-Карло, где спускал нажитое непосильным трудом состояние.
Осенью 1890 года, в очередной раз проигравшись, Абаза вернулся в свой департамент и принялся размышлять о том, как следует компенсировать понесенные убытки. Спасительная идея пришла после того, как Вышнеградский попросил Абазу написать компетентный отзыв на представленный государю проект эмиссии. Александр Агеевич быстро составил требуемую бумагу, после чего договорился о встрече с одним из своих деловых партнеров — главой крупного банковского дома Федором Рафаловичем.
Суть предложения, которое Абаза сделал Рафаловичу, состояла в следующем: банковский дом кладет на его, Абазы, счет ни мало ни много 900 000 рублей, а он, в свою очередь, предоставляет банковскому дому сведения, которые позволят многократно компенсировать эти расходы.
Беседовали люди серьезные, и поскольку банкир выразил свое принципиальное согласие, Александр Агеевич тут же поведал ему свою великую тайну: Минфин России будет валить рубль.
Дальнейший план кампании партнеры прорабатывали совместно: Абаза должен был отслеживать ситуацию в Министерстве финансов и время от времени отсылать Рафаловичу по телеграфу шифровки. Так, сообщение «Закупите 8 тысяч пудов кукурузы» должно было означать «Закупите на бумажные рубли 800 000 франков». Германские марки обозначались как ячмень, английские фунты — как пшеница, а как именно обозначалось золото, история умалчивает. Но это, наверное, не так уж и важно.
Гораздо важнее было то, что Рафалович и Абаза теперь состояли в доле, но Александру Агеевичу все-таки предстояло играть на бирже ни на свои кровные, а на те 900 000, которые он получил в качестве платы за информацию.
Упрямый рубль
На самом деле информацию о том, что Минфин будет играть на понижение рубля, Вышнеградский довел до Абазы не ради какого-то там отзыва, а потому что догадывался о нечистоплотности Александра Агеевича и рассчитывал на то, что председатель Департамента экономии поделиться секретом с кем-то из своих «добрых знакомых». Более того, через продажных чиновников Иван Алексеевич в нескольких других случаях также допустил «утечку информации», благодаря чему об этой же великой тайне узнали и многие другие биржевые спекулянты. И, разумеется, все они также собирались играть на понижение рубля, что, собственно, Вышнеградскому и требовалось.
Однако, как только все дружно начали валить рубль, выяснилось, что сделать это не так-то просто. Русская валюта по-прежнему ползла вверх, и в какой-то момент заместитель Вышнеградского Витте заявил шефу, что с этим надо как-то бороться. Сам Витте не относился к числу посвященных. Поэтому, когда министр заявил ему, будто рубль не поднимется выше 80 копеек золотом, ответил: мол, очень может быть, что и поднимется. Поспорили на двугривенный (скупердяй Вышнеградский на большие суммы не спорил), и когда этот психологически важный рубеж оказался все-таки преодоленным, швейцар принес Витте на подносе проигранную министром 20-копеечную монету.
Неудивительно, что в какой-то момент у тех спекулянтов, которые играли на понижение, начали сдавать нервы. Без всякого эффекта спустив около 1 миллиона рублей, Федор Рафалович умер от переживаний, а дело перешло к его сыну Александру. Тот запросил Абазу: «Стоит ли и дальше играть на понижение?» — и получил очередное: «Купить столько-то ячменя, пшеницы, кукурузы»...
Но Александр Федорович оказался скептиком, и вместо того чтобы и дальше продавать рубли, начал их покупать, благодаря чему смог хотя бы частично компенсировать понесенные убытки. Более того, на те 900 000 рублей, которые были внесены на счет Абазы, он также начал покупать русскую валюту, так как Александр Рафалович вполне резонно решил, что информация, которую ему предоставили, таких денег не стоит.
Впрочем, Александр Федорович оказался единственным неуверовавшим. Прочие спекулянты по-прежнему играли на понижение, печатный станок наращивал обороты, а рублевые ассигнации активно выбрасывались на рынок. И в конце концов неизбежное случилось: затравленная всеми русская валюта начала падать. С иностранными заемщиками рассчитались по выгодному для нас курсу, а Ротшильд и прочие кредиторы, уже потиравшие руки в предвкушении прибылей, остались с носом.
Время платить по счетам
С носом остался и Абаза. Когда он поинтересовался у Александра Рафаловича, сколько денег ему причитается к законным 900 000, тот ответил, что, к сожалению, ему ничего не причитается, и даже 900 000 он не получит, поскольку банк Рафаловичей потерял на этом деле около 3 миллионов рублей и совершенно разорился.
Протесты Александра Агеевича ничего изменить не могли, поскольку денег действительно не было. Однако бедой Рафаловичей внезапно проникся Вышнеградский и выдал их банку ссуду в 800 000 рублей под различные обеспечения. Ведь кто-кто, а уж министр финансов знал всю подноготную данной истории...
Для самого Вышнеградского эта операция стала последней. Вскоре с ним также случился удар, а в кресло министра финансов уселся Сергей Юльевич Витте. И вот в одно далеко не прекрасное утро к нему заявился Александр Рафалович и стал чуть ли не требовать от казны еще 900 000. Ссылаясь на то, что первой ссуды не хватило, а кредиторы грозят ему судом, он следующим образом объяснил свою позицию: «Играть злостного банкрота я не желаю, а поэтому я должен буду всем разъяснить, что у меня не хватило денег потому, что я передал Абазе 900 000 рублей».
Витте взял быка за рога: «Каким же образом вы могли дать Абазе 900 000? Что же, вы хотите меня уверить, что Абаза мог взять с вас взятку или что-нибудь подобное?» Здесь Рафалович понял, что несколько перегнул палку, и пересказал всю историю в том духе, что, мол, 900 000 он дал Абазе ни в качестве платы за информацию, а в долг, чтобы тот просто поиграл на бирже.
Тем не менее даже из этой отредактированной версии выходило, что председатель Департамента экономии торгует государственными секретами и играет на бирже. Далее предоставим слово самому Витте.
«Рассмотрев это дело, я увидел, что оно самое возмутительное. Скандальное дело. И вот я при первом всеподданнейшем докладе императору Александру III доложил довольно осторожно, что ко мне обратился Рафалович и просит выдать ссуду и что, мне кажется, ссуду придется выдать.
На это мне Александр III сказал, что он не согласен выдать ссуду, что и ту ссуду, которая прежде была выдана Рафаловичу, он согласился выдать только потому, что на этом особенно настаивал Вышнеградский, что вообще он не видит, для чего выдавать различные ссуды жидам.
Я доложил государю, что, собственно говоря, Рафаловичи не были жидами, что еще отец их был православный. Но, конечно, все мои возражения были не по существу, и государь выдать ссуду не соглашался. Что же касается существа, то я сказал: «Ваше Величество, к сожалению, я должен доложить, что это дело такого порядка, такого характера, что если не выйдет ссуды — то произойдет скандал». И затем я разъяснил государю, в чем заключается дело.
Прослушав мои разъяснения, государь приказал выдать ссуду. Ссуда эта была выдана под различные обеспечения. От Рафаловича были взяты все обеспечения, которые он имел».
Но и этих 900 000 оказалось недостаточно, и тогда некий Дуранте, на дочери которого был женат брат Александра Рафаловича — Георгий, чтобы помочь родственникам, заложил казне свое имение, получив еще 400 000. С кредиторами рассчитались, но банковский дом Рафаловичей понес такие убытки, что больше так и не встал на ноги.
Не повезло и Абазе. Он написал Александру III покаянное письмо, и хотя никакого наказания за его проделки не последовало, из большой политики Александр Агеевич вылетел окончательно.
Действующее лицо №3: Витте
Сергей Юльевич Витте остался в истории как человек, введший в России золотой рубль, построивший Транссибирскую магистраль, заключивший довольно удачный мир с Японией и, наконец, добившийся превращения страны в некое подобие конституционной монархии. Все это он описал в своих мемуарах, осветив по ходу дела и некоторые теневые эпизоды.
Однако в истории о том, как валили рубль, Витте, судя по всему, был не совсем откровенен. Начнем с того, что Сергей Юльевич явно выгораживает Вышнеградского, который якобы действовал исключительно во имя высших интересов государства. Но если вспомнить, как увеличилось личное состояние министра финансов, невольно возникает вопрос: а если он тоже играл на бирже на понижение? Конечно, это было бы, мягко говоря, неэтично, но ведь Вышнеградский мог в данном случае оправдываться тем, что и здесь он действует в пользу государства.
Во-вторых, Витте делает Абазу главным героем скандала, явно затушевывая тот факт, что имелись и другие чиновники, сливавшие аналогичную информацию биржевым спекулянтам. Другое дело, что попался один Абаза, которого подвели слишком нервные Рафаловичи.
В-третьих, что касается самих Рафаловичей, то, по версии Витте, он и знаком-то с ними не был до тех пор, пока Александр Федорович не навестил его в Министерстве финансов и не стал требовать ссуду в 900 000. Однако дотошные биографы выяснили, что, еще будучи студентом Одесского университета, Сергей Юльевич натаскивал братьев Рафаловичей в науках и состоял с ними в дружеских отношениях.
Все это заставляет предположить, что Витте знал об истории с эмиссией гораздо больше, нежели рассказывал.
Вместо эпилога, или Почему Витте ходил с пистолетом
Так или иначе, но разыгравшийся скандал позволил Витте избавиться от Александра Агеевича Абазы — своего главного соперника, также метившего в кресло министра финансов. Правда, в Государственном совете у Абазы имелось много сторонников, которые начали говорить, что Сергей Юльевич оклеветал Александра Агеевича. Узнав об этом, Витте настоял на создании специальной комиссии и, предоставив все необходимые документы, без особого труда доказал, что Абаза был грешен.
Но и на этом история не закончилась. Уже в 1905 году совершенно неожиданно напомнили о себе Рафаловичи, а вернее, их родственник — Дуранте. Заложенное им имение было продано, и теперь он почувствовал себя обманутым. То обстоятельство, что это имение Дуранте получил от самих Рафаловичей за женитьбу на их сестре, по его мнению, ничего не меняло. Родичи, правда, пристроили Дуранте на хлебное место в один из немногих оставшихся у них под контролем банков, но он все равно чувствовал себя обманутым и как-то, во время очередной семейной разборки, бегал за Александром Рафаловичем с пистолетом.
Рассорившись с братьями жены и поняв, что ничего он от них не получит, Дуранте начал писать в Министерство финансов, требуя вернуть ему стоимость проданного имения. Витте, разумеется, ответил отказом, но обиженный не успокоился. Вступив в возглавляемый Коновницыным «Союз русского народа», Дуранте пообещал, что если черносотенцы помогут ему выбить деньги у государства, то он тут же пожертвует им половину всей суммы.
Речь шла о 200 000 рублей, и Коновницын решил постараться. В контролируемой им прессе начали появляться статьи, в которых история о том, как валили рубль, подавалась в самом, по мнению Витте, превратном свете. Однако позиции Сергея Юльевича в тот момент оказались прочны, и, отчаявшись добиться правды, Дуранте пообещал, что пристрелит его при первой же встрече.
Витте воспринял это всерьез и с тех пор все время ходил с пистолетом. Впрочем, пустить оружие в ход ему и не пришлось, поскольку с Дуранте лично он так и не встретился.
Историк российского предпринимательства Михаил Барышников считает: «В царской России существовала особая чиновничья этика. Брать деньги у тех или иных капиталистов не считалось зазорным, однако на первом плане все-таки стояли казенные интересы. В обществе чиновника, бравшего подношения, считали хватом, но не осуждали — до тех пор, пока его покровительство тем или иным деловым людям не наносило прямого ущерба государству».
Согласиться с этим утверждением можно лишь частично. В истории с игрой на понижение Абаза пытался использовать секретную информацию для личного обогащения, но действовал в полном соответствии с интересами государства. Однако и общество, и император прекрасно понимали, что подобные оправдания — от лукавого.
И где гарантия, что, решив разок пополнить свой карман «не в ущерб государству», тот или иной чиновник в следующий раз не пожертвует государственными интересами ради собственных? Тем более что честных чиновников в нашей истории было не так уж и много.
Дмитрий Митюрин, историк, журналист Санкт-Петербург